Почему нам так нравятся фильмы и книги про вампиров
Дружба человека с вампиром — это всё равно, что дружба с куском колбасы? Писательница Надежда Попова о лайт-варианте ксенофобии, природе хищников, Фрейде и секрете популярности вампиров в литературе и кино. ...тут на глаза снова попалась претензия к очередному автору, написавшему что-то о вампирах, претензия довольно распространенная — «отношения человека и вампира это глупость, вот вы бы стали дружить с куском колбасы?», и я решила, что досуг настал.
Итак. Оставим за скобками тот факт, что есть люди, которые держат дома свинок и кроликов в качестве питомцев, а не еды. Также не будем рассуждать о том, что было бы, если б оная свинка умела разговаривать и обладала каким-никаким разумом. Здесь вопрос в другом — «а что, каждый человек в прошлом был куском колбасы?». Разумеется, при определенных раскладах у любого из нас есть шанс стать колбасой в будущем, однако в прошлом мы все-таки были людьми. Как и пресловутые вампиры. При перерождении меняется их организм, а также то самое перерождение и смена образа жизни, что вполне естественно, сказывается и на психике; однако любой вампир — бывший человек. И даже если рассматривать довольно редко используемый образ «высшего», способного к прямому размножению — он гуманоид, по основным параметрам приближенный к человеку. Здесь, если сравнивать, больше подходят отношения белого и негра времен расцвета рабства, что вовсе не исключает дружелюбного отношения как к людям вообще, так и к какому-то одному человеку в частности.
читать дальше А теперь о второй претензии, а точнее — о выводах, которые делают нелюбители «цивилизованного» образа вампиров в книгах и фильмах (и в частности, тех самых невраждебных отношений вампира и человека). Поскольку чаще всего этот образ используется авторами женского пола, да еще и в любовном фэнтези, критик идет по пути наименьшего сопротивления и начинает почёсывать внутреннего Фрейда (и зачастую это вообще единственный психоаналитик, чье имя он знает). Однако в случае мужского авторства (или хотя бы мужского пола напарника-человека и, как следствие, отсутствия любовных отношений) внутренний Фрейд дает сбой. И если при авторе-женщине можно еще натянуть за уши пресловутый яой, который, по мнению многих критиков, любят все женщины без исключения, то при мужской фамилии на обложке в ход идет вышеприведенный аргумент с колбасой.
Для чего я, собственно, все это пишу. Для изложения своей версии популярности «лояльных» вампиров в литературе и фильмах. Для упрощения изложения в дальнейшем будем считать, что здесь стоит огромное «ИМХО». Включая его второе значение «имею мнение, хрен оспоришь»
Итак, ИМХО — истоки этого лежат в произведениях класса «Белый Клык», который, при всем любовном описании автором дикой природы, все-таки пропитан антропоцентризмом. Поясню. Посмотрите, сколько просмотров набирают ролики, в которых белочка спрыгивает с дерева на ладонь и берет орешек. Там ведь ничего интересного не происходит — просто представитель дикой природы добровольно подходит к человеку. Нам это нравится. Нам нравится смотреть на то, как тигр в цирке выполняет указания человека. Нам нравятся истории (неважно, насколько правдивые) о том, как дикий волк, случайно встреченный в лесу, ведет себя дружелюбно (или хотя бы не агрессивно) и уходит, не тронув человека. Нам нравятся истории о прирученных хищниках. Это льстит нашему самоощущению венца природы. Человек — центр мироздания, мы в этом убеждены; и где-то в подсознании сидит уверенность в том, что дикая природа, подчиняющаяся человеку — это нормально. И, разумеется, приятно.
Те самые вампиры — хищники. Как и волк — он сильнее, опаснее человека, и образ лояльного (по сути — прирученного) вампира отражает не какие-то фрейдовские мечтания или непонимание автором психологии, это тот самый антропоцентризм. Приручение хищника. Белый Клык, который умеет разговаривать, мыслить и делать выводы.
В случае любовного фэнтези отношения «человек — вампир» — да, на первый взгляд этот хищник зачастую ведет себя как доминирующий партнер (причем, здесь не имеет значения, кто из этой пары какого пола), но эта ситуация похожа на взаимоотношения кота/кошки и кошатника/кошатницы. Да, он дерет мебель, гадит, прыгает на ноги и царапается, скотина, но он такой милый зверушка, как же можно на него злиться? Только вместо кота здесь... Ну, скажем, рысь. Или даже пантера. И уже одного только осознания того, что опасный хищник обходится всего лишь подранной мебелью, кучкой под телевизором и поцарапанной в запале рукой хозяина — достаточно для утоления антропоцентристского эго. Он не нападает. Это главное. Он не нападает, а порой даже защищает, а значит — приручен; а значит — признает человека как минимум ровней себе (что, как мы знаем еще из уроков биологии и природоведения, для дикого зверя то же, что в не столь давние времена для белого — признать ровней негра), а то и вышестоящей особью. За такую жертву ему прощается всё: человеку достаточно этого ощущения власти над опасным существом.
В случае отношений категории «напарники» — все еще проще. Это приручение в чистом, незамутненном виде, это уже скорее отношения собачника и собаки. Или, учитывая специфику, человека и волка. Уидон Скотт и Белый Клык. Такие отношения завязываются как правило в условиях, когда вампир почему-либо зависим от человека и вынужден с ним сотрудничать, а потом идет привыкание, завязывается дружба... Белый Клык, раненый и посаженный на цепь, в доме Уидона Скотта. Постепенное привыкание —> признание человека доминирующей или равной особью —> преданность —> дружба. Причем — с обеих сторон. Белый Клык нападет на волка, который решит причинить вред Уидону Скотту, Уидон Скотт нападет на человека, который поднимет руку на его волка. Потому что это его волк. Его прирученный хищник. Мы читали о том, как дикий зверь становится преданным товарищем человека, и где-то подспудно ощущали справедливость такого положения вещей. Мы цари природы; не львы, мы. И тот факт, что практическое воплощение нашей подсознательной убежденности случается редко, этой самой убежденности не отменяет, а лишь делает более приятной ситуацию, когда она все-таки подтверждается.
Третий вариант (вампир в качестве главного героя повествования) — все равно то же ублажение человеческого эго (вариант «Мэри/Марти Сью» не рассматриваю сознательно — там неважно, кто ГГ, вампир, спецназовец или ведьма). Такой главный герой все равно рано или поздно приходит к дружбе с одним конкретным человеком или к мысли о недопустимости дурного отношения к людям вообще. Учитывая пункт, рассмотренный в первом абзаце («он бывший человек»), на это у такого персонажа всегда накладывается чувство вины (даже если оно не описывается явно). И это не очеловечивание нечеловека по той причине, что автор не может вообразить себе нечеловеческую психологию, это уже сознательный антропоцентризм. Это наш упрек человеку, который перестал быть человеком. Этакий лайт-вариант ксенофобии, если угодно. Так как человек это вершина эволюции и венец природы — перестать быть человеком и тем более причинять вред человеческим особям есть предательство человеческой природы. Мы этого не любим. Любой, предавший человечность, должен или занять место прирученного хищника, или предпринять максимум усилий для того, чтобы остаться человеком хоть в чем-то, хоть отчасти, хотя бы в самом главном — в психике. И поскольку вампир некогда был человеком (а стало быть, имел те же подсознательные установки), именно так он и поступает. Или — занимает место, аналогичное банальному понятию «преступник» в человеческом сообществе, и подлежит уничтожению.
Либо с нами, либо против нас, потому что мы — лучшие. Со всеми нашими грешками, периодической дуростью, ляпами и слабостью, все равно — мы вершина. Венец. С наступлением нового времени, с развитием науки, с приходом технического прогресса эта мысль укрепилась и осталась как единственно верная. Да, мы пишем и снимаем фильмы о постапокалипсисе или фильмы-катастрофы, когда случается нечто, с чем мы ничего не можем поделать, но в итоге человек все равно преодолевает и побеждает. Потому что мы — главные. Это наша Земля, наш мир, и должны быть наши правила. И если не все из них удается утвердить в реальности — мы это делаем хотя бы в художественных произведениях.
Прирученный хищник — вот и весь секрет популярности вампиров. Всевозможные оборотни, инопланетяне и демоны — с индивидуальными поправками и уточнениями, но из той же области (последнее отлично раскрыто в поздних сезонах «Сверхъестественного», например).
С такой точки зрения я на этот вопрос не смотрела. Это имеет смысл. А также объясняет некоторые другие причуды людей типа заведения дома хищников.
Очень похоже на правду. Другое дело, что некоторые из лояльных вампиров в литературе (отличный, кстати, термин!) настолько лояльны, что хищниками считаться уже не могут. Но почему-то всё равно называются вампирами.
У хищника основная еда - не человек. Дружба с вампиром - это дружба с людоедом, серийным убийцей. Если вампир завязал, к нему, возможно, можно относиться как к опасному сумасшедшему в период ремиссии, с жалостью и предельной настороженностью. Особо смешно, что вампиры рассматриваются в качестве некоей высшей расы - типа, человеку должно быть лестно, что вот этот полудохлый маньяк решил с ним подружиться.
-
-
28.10.2016 в 13:31Другое дело, что некоторые из лояльных вампиров в литературе (отличный, кстати, термин!) настолько лояльны, что хищниками считаться уже не могут. Но почему-то всё равно называются вампирами.
-
-
28.10.2016 в 15:06