[moremoreletters]

04.08.2015 в 15:00

Пишет  Лис зимой:

5 способов взорвать читателю мозг


Самый сильный прием в литературе это – иметь большой литературный талант. Против того лома ни одного другого приема нет.

Но, ясное дело, любой автор – юный и уже умудрившийся - хочет приложить своим талантом читателя с такой силой, чтобы тот не скоро отошел. Чтобы чтение стало для него смесью американских горок с русской рулеткой и французским поцелуем прямо в мозг.

О некоторых способах это сделать речь и пойдет.


1. Прорыв плотины: поток сознания

«Мама, мама, помоги мне, я сижу здесь, в кабинете Перилло, а он звонит туда, доктору Заузе. Я не хочу, поверь мне. Приходи сюда, я обещаю выполнять все твои поручения, я даю слово вытирать ноги у входа и мыть посуду, не отдавай меня. Лучше я снова начну ездить к маэстро. С наслаждением. Ты понимаешь, в эти немногие секунды я многое передумал, я осознал, что, в сущности, необыкновенно люблю всю музыку, особенно аккордеон три четверти. И-и-и, раз-два-три, раз-два-три, и-раз, и-два, и-три…»

Саша Соколов. «Школа для дураков»


Бесхитростно цитирую Википедию:
“Термин «поток сознания» принадлежит американскому философу-идеалисту Уильяму Джеймсу: сознание — это поток, река, в которой мысли, ощущения, воспоминания, внезапные ассоциации постоянно перебивают друг друга и причудливо, «нелогично» переплетаются («Основания психологии», 1890)”.

Пользу потока сознания быстро поняли писатели-модернисты, которые начали не растекаться мыслию по древу, как любили делать писатели-классицисты, а фонтанировать мыслями персонажей во все стороны. Брызги, разумеется, попадали на читателя, да так, что не сразу отряхнешься.

Почему поток сознания дает подобный эффект?
А потому, что, в отличие от сторонних описаний или диалогов, внутренний монолог представляет собой прямую трансляцию из головы персонажа.
Читатель не опосредованно, а напрямую погружается в мир героя, знакомясь с его мыслями и чувствами, как если бы персонаж орал все это (или сообщал шепотом) ему в ухо, захлебываясь потоком слов.

Это действительно «прорыв плотины», причем рвет её в обе стороны: героя захлестывают переживания, которые обрушиваются на читателя, вызывая целый ряд ощущений от проникновения глубоким сочувствием к герою до потерянности и дезориентации в пространстве (что тоже хорошо).

Классикой потока сознания считается 18 глава произведения «Улисс» писателя Джеймса Джойса. Рекомендуется для ознакомления с сим литературным приемом.
Возможно, после прочтения вы даже не двинетесь умом.


2. Death Comes as the End: смерть в поддых

- Где ты была? Бедная моя дочка, ты промокла насквозь. Сумасшедшая!
Но Аннет оттолкнула ее. Она взглянула на Ганса.
- Ты пришел вовремя.
- Где ребенок? - воскликнула мадам Перье.
- Я должна была сделать это немедленно. Я боялась, что позже у меня не хватит мужества.
- Аннет, что ты сделала?!

Сомерсет Моэм. «Непокоренная»

То, что сделала Аннет, вы не забудете никогда, даже если прочитали рассказ Моэма в полубессознательном возрасте.

Жестокая смерть в произведении, в первую очередь – смерть финальная, всегда вызывает мощнейший эмоциональный отклик. Это удар наотмашь, в особо провоцирующих случаях – ещё и пощечина общественному вкусу.

Очень часто она вызывает возмущение читателей.
Когда Ролинг безжалостно убила профессора Снейпа толстой змеёй, многие поклонники не только скорбели, но и всерьёз хотели подать на автора в суд за причинение им морального ущерба (некоторые предлагали действовать проще и нанять киллера).

Да-да, всем известно, что «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных».
Но далеко не каждая смерть даже любимого миллионами людей персонажа прописывается автором для такой низменной цели, этакого некрофильского порно для души.

Не скатывайтесь до этого. Смерть должна быть логичной и оправданной в сюжете. Решите, чему она должна служить, что вы хотите этой смертью сказать, почему именно этот персонаж не должен выжить.
После чего kill your darlings и собирайте слезы в вёдра. Если вы Ролинг – на всякий случай также наймите охрану.



3. Побудь в моей шкуре: психофизика

Он уже забывался: лихорадочная дрожь утихала; вдруг как бы что-то пробежало под одеялом по руке его и по ноге. Он вздрогнул: «Фу черт, да это чуть ли не мышь! – подумал он, – это я телятину оставил на столе…» Ему ужасно не хотелось раскрываться, вставать, мерзнуть, но вдруг опять что-то неприятное шоркнуло ему по ноге; он сорвал с себя одеяло и зажег свечу. Дрожа от лихорадочного холода, нагнулся он осмотреть постель, – ничего не было; он встряхнул одеяло, и вдруг на простыню выскочила мышь. Он бросился ловить ее; но мышь не сбегала с постели, а мелькала зигзагами во все стороны, скользила из-под его пальцев, перебегала по руке и вдруг юркнула под подушку; он сбросил подушку, но в одно мгновение почувствовал, как что-то вскочило ему за пазуху, шоркает по телу, и уже за спиной, под рубашкой. Он нервно задрожал и проснулся.

Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание»

Собственно, Федор Михалыч, отрывком из своего болезненного, страшного, темного, нервического произведения всё изволили за меня сказать.

Психофизика (не путать с психофизиологией) это область физиологии, изучающая взаимодействие между объективно измеримыми физическими процессами и субъективными ощущениями.
Условно говоря: почему если по вам бегает мышь, вам становится противно, а, если миленький щеночек, то приятно.

Это вам решать, кого вы своими описаниями погоните скакать по читателю – мышь или стадо розовых пони, и что хотите из читателя извлечь – омерзение, нервозность, напряжение или расслабленность, покой и лыбу до ушей.
Для справки, омерзение вызвать легче.

Только имейте в виду, что описание физических состояний должно идти рука об руку с описанием состояний психологических, и психика в данном случае – первична, физиология лишь отражение её.

В противном случае вы можете хоть 20 раз написать: «Его стошнило», это ничего не даст.
Максимум, прохладный интерес читателей к тому, что там ваш герой съел?


4. Lie to Me: ненадежный рассказчик

Сказать по правде, долгое время мы с Тайлером были лучшими друзьями. Кого я ни встречу, все меня спрашивают, не знаком ли я с Тайлером Дерденом.

Чак Пааланик. «Бойцовский клуб»


Между автором и читателем существует как бы негласный договор: автор всегда рассказывает правду.
То есть, если персонаж говорит, что в небе стояла полная луна, мы ему верим и не считаем, что, на самом деле, был ясный день.

А что, если автор нам врет?
Эффект может быть сногсшибательным, как в процитированной книге, когда мы узнаем, кто такой Тайлер Дерден на самом деле.

Авторская ложь, переданная устами персонажа может быть намеренной (как, например, в «Убийстве Роджера Экройда» Агаты Кристи), или неосознанной, если персонаж находится не в себе (во всех смыслах этих слов).
В некоторых случаях мы так и не узнаем, какие события действительно происходили, а какие являются выдумкой, как в «Американском психопате» Б. И. Эллиса.

В любом случае получается очень круто. Кстати, поначалу Паланик хотел прописать Тайлера как отдельного персонажа. Но я ему отсоветовала на одной из вечеринок Cacophony Society. «Чак, - сказала я ему, - прикинь, как будет круто, если Тайлер это альтер эго рассказчика!» Он подумал и согласился. А потом мы занялись сексом.


5. Большая черепаха

Когда Кельвин прибывает на станцию Солярис и не встречает там никого, когда он отправляется на поиски кого-нибудь из персонала станции и встречает Снаута, а тот его явно боится, я и понятия не имел, почему никто не встретил посланца с Земли и чего так боится Снаут.
Да, я решительно ничего не знал о каком-то там «живом Океане», покрывающем планету. Всё это открылось мне позже, так же как читателю во время чтения, с той лишь разницей, что только я сам мог привести всё в порядок.

Станислав Лем о романе «Солярис»

Некоторые образы, некоторые сущности, описываемые в произведениях, настолько огромны и непостижимы, что, возможно, сам автор точно не знает, что это такое.
Толкин вообще считал, что в тексте обязательно должно быть нечто, неизвестное автору, поэтому никогда не объяснял образ Тома Бомбадилла, хотя читатели не устают гадать, кто же он такой.

Особенное воздействие оказывают некие таинственные высшие существа, сверхразум, воплощение глобальных идей с философским смыслом.
Присутствие их в тексте словно накидывает на сознание огромную тень, и читатели потом ещё долго пытаются понять, с чем же они столкнулись, и о чем говорил с ними Океан.